— На́ руки ему залезь, на́ руки! — кричит довольно полному мальчику лет десяти мужчина с фотоаппаратом.
Мальчик явно пошёл в отца, тот тоже весьма упитан: большой круглый живот свисает над поясным ремнём, толстые ноги, обутые в сандалии, выглядывают из-под штанишек-бриджей, доходящих до середины мясистых икр. Он только что с явным трудом подсадил своего отпрыска на постамент памятника Василию Макаровичу Шукшину, а сам отошёл немного назад и даёт указания.
Мальчишка корячится, пыхтит, но у него ничего не выходит.
— Па-а-а, — плаксиво тянет он, — ну давай так, а?
— Ладно, — нехотя соглашается отец. — За ногу его тогда обними.
Мальчишка обнимает Шукшина за ногу, отец «прицеливается» и делает снимок. Потом снимает пацана с постамента, и вместе они быстро уходят прочь. Можно поставить галочку — один пункт в своей поездке на Алтай они выполнили: в Сростках побывали, с Шукшиным «сфоткались».
Интересно, знает пацан, кто такой Шукшин? Читал он его, смотрел фильмы? Почему-то я в этом сомневаюсь.
А Василий Макарович продолжает невозмутимо сидеть на горе Пикет и любоваться оттуда своими родными Сростками, Катунью, алтайским простором…
А ему до блеска натирают большие пальцы ног. На счастье… И чтоб желания сбывались…
Интересно, каким образом Шукшин может обеспечить исполнение желаний всем, кто натирает ему ноги? Натирающие об этом не думают, им не важно… Как были они язычниками, так и остались. Сами придумывают себе кумиров и приносят им жертвы. Пусть даже в виде «потереть пальцы» (нос, живот — не важно, до чего дотянутся), не понимая, что когда делают это, то превращают памятник в языческий идол. А потом живут дальше, как заблагорассудится.
А «идол» пусть обеспечивает им счастье и исполнение желаний.