(Подкаст интервью Центру комплексного обслуживания Кемеровской областной научной библиотеки. Ведущий: Альбина Шебалина)
Ведущий: Добрый день, дорогие друзья! Сегодня мы беседуем с прозаиком, членом Союза писателей России Алексеем Николаевичем Поселеновым. Добрый день!
Алексей Николаевич: Добрый день!
Ведущий: Евгений Водолазкин в своём интервью Ксении Лученко от 29 января 2014 года сказал: «любое литературное произведение — это не только текст. Это ещё и его восприятие. Рецептивная эстетика говорит о том, что произведение существует только наполовину как текст. Вторую половину ему дает читательское отношение, и оно существует в восприятии читателя».
Алексей Николаевич, согласны ли вы с предложенным определением? Как соотносятся для вас художественный текст и его восприятие? Можем ли мы говорить о существовании текста вне читательского восприятия?
Алексей Николаевич: В целом с предложенным определением я, наверное, соглашусь. Литературное произведение и его восприятие читателем, конечно же, неразрывны. И обусловлено это, на мой взгляд, тем, что создаётся такое произведение именно с целью, чтобы его прочитали. Если произведение по какой‑то причине не доходит до читателя, то получается, оно и не достигло этой цели, не прошло полный цикл. Так бывает, когда писатель пишет, как говорится, «в стол». Что толку от такого текста? Ноль! Его словно бы и не существует.
Правда, при написании таких текстов — «для себя» — может быть совсем другой резон, психотерапевтический. Автор словно выбрасывает на бумагу свои проблемы, эмоции, дабы разобраться с ними, снять накопившееся напряжение и т.п. Но это уже не полноценное литературное произведение, это совсем другой случай, которые выходит за рамки сегодняшней темы.
Ну так вот, о восприятии… Другое дело, что степень читательского отношения к читаемому тексту может быть разной. И не обязательно это именно половина. И вот это уже, как мне кажется, зависит от жанра. В детективах, в приключенческом жанре, там, где главенствующую роль играют хитросплетения сюжета — взять, к примеру, Конан Дойля с его Шерлоком Холмсом (всё то, как он расследует преступления, дедуктивный метод и прочее) или Дюма «Три мушкетёра» (погони, драки, интриги). В подобных случаях читатель выступает просто в роли стороннего наблюдателя и, мне кажется, степень читательского отношения к тексту тут значительно меньше, чем при чтении «Воскресения» Льва Толстого, «Идиота» Достоевского или, допустим, какой‑нибудь повести Тендрякова или Распутина.
То есть, там, где текст предполагает некий умственный труд читателя, оценочные суждения (кто прав, кто виноват, и в чём именно виноват; что такое хорошо, что такое плохо), а не просто повествует о ряде последовательно происходящих событий в неких декорациях, там и степень читательского отношения больше.
Я бы сформулировал так: читательское отношение является неотъемлемым атрибутом любого литературного произведения. Без него оно теряет всякий смысл. А уж половина там или не половина, это вопрос второстепенный.
Ведущий: Возникает ещё один вопрос: имеет ли право читатель на свою личную трактовку художественного текста, отличную от видения самого автора? Или читатель должен знакомиться с объяснениями автора о том, какой смысл он вкладывал в произведение при его написании?
Алексей Николаевич: Читатель не просто имеет право на свою личную трактовку художественного текста, без неё просто невозможно. И вообще, мне кажется, любые объяснения автора, что же он хотел сказать своим произведением, — они просто излишни. Произведение написано, точка поставлена — на этом всё. Если все понимают его как-то иначе, чем задумывал автор, значит так написал, не смог донести свою мысль до читателя. Следующий раз пиши иначе. Да и как вообще автор может всем объяснить какой смысл он вкладывал в своё произведение? Отдельную статью писать об этом, идущую приложением? В предисловии? Нет, мне кажется, это несерьёзно. Хотя я знаю, что, например, в советские годы, некоторые авторы, в частности Шукшин, отвечая на критику, вступали в полемику и что-то там объясняли про своих героев, сюжеты. Но мне кажется, это всё же, если и имело место, то должно остаться неким исключением из правил, таковы были реалии того времени.
Но иногда автор сознательно не ставит всех точек над i. Даёт читателю возможность самому анализировать, делать выводы. Если честно, я частенько так поступаю. Не пытаюсь навязать свою точку зрения читателю, своё отношение к персонажу, а просто показываю некую ситуацию, людей в этой ситуации, а дальше, как в песне, — думайте сами, решайте сами… И, бывает, сталкиваюсь с тем, что читатель в каком-нибудь моём рассказе видит то, о чём я при написании даже и не думал. И мне кажется, это просто замечательно. Но иногда меня действительно спрашивали: «А что вы имели в виду, что вы хотели сказать?» Я никогда не отвечаю на такие вопросы. Вот как вы поняли, так, значит, и есть. Всё! Бывает, правда, ещё, что человек просто невнимательно читал. Тогда тем более — зачем я буду что‑то ему объяснять? Пусть читает внимательно. Хотя в основном позиция автора, его симпатии, всё же ясны и понятны.
А бывает и такая ситуация: читатель не может понять заложенного в произведение смысла, так как просто само произведение выходит за рамки его способности это понять: в силу малого возраста, недостатка жизненного опыта, узкого кругозора, определённых моральных принципов. Не его это ещё. Может, пройдёт время, перечитает и тогда поймёт. А может, и вообще не поймёт. Тогда, может, кто-то другой объяснит, поможет понять, но лучше всё же, если не автор. Кстати, я поэтому и против того, чтобы серьёзные произведения, типа «Преступление и наказание», «Идиот» Достоевского, «Война и мир» Толстого, «Мастер и Маргарита» Булгакова изучались в школе. Написаны ведь они явно не для подростков. А так — ребёнок прочитает потому что «надо по программе», мало чего поймёт, или поймёт неверно, но на будущее у него отложится в голове: «это я уже читал, муть какая-то», и потом, в зрелом уже возрасте, когда действительно надо бы всё это прочесть, он делать этого не станет.
Ведущий: Бывает, что человек, познакомившись с произведением, считал те смыслы, которые писатель изначально не вкладывал в произведение при его написании, и начинает обвинять автора в выдуманных им же самим подтекстах и междустрочьях. Мы понимаем, что читательская трактовка текста определяется его уровнем образования, эмоциональной зрелостью, нравственными принципами. При всём нашем понимании ситуации, как поступать в данном случае писателю, которого обвиняют в том, чего он не делал: оправдываться или игнорировать нападки ревностного читателя?
Алексей Николаевич: Мне кажется, читателю обвинять в чём-то автора, в каких-то подтекстах, это вообще довольно странно. Видишь подтекст? Ну и ладно. Если он тебе не нравится — не читай, чего же автора-то обвинять? Разве он тебе что-то должен? Книг написано огромное количество, на любой вкус, пусть читают то, что ближе, интересней. Что касается автора, то в таком случае, думаю, никак поступать не надо. Всем не объяснишь и на всех не угодишь. Я уже, в принципе, сказал об этом. Может, пройдёт время, и читатель новыми глазами увидит произведение. А может, и не увидит, ну и ничего страшного. Значит, не мой это читатель, вот и всё.
Ведущий: Благодарю вас, Алексей Николаевич, за возможность проникнуть в закулисье писательского творческого процесса. Успехов вам и до новых встреч!
Алексей Николаевич: Спасибо.